Гюрги-Дюрги-Дюк. Повесть - Страница 15

На Юлькину тарелку с нетронутыми пирожками нагадали крупные, не сумевшие пожелтеть листья. Юлька дрожащими руками собрала их зачем-то в букет, а Дюк зачем-то сказала:

- Они всегда здесь осыпаются раньше. Наверно, потому что растут высоко.

- П-почему же ты тоже Юлия? - дрожащим голосом спросила Юлька.

- Когда он с моей мамой разошелся, мама уехала в Казань. А через полгода у нее родилась я, - сказала Дюк. - А он узнал об этом, когда уже женился второй раз… И ты появилась на свет… Когда ты родилась, он ведь не знал еще, что родилась я. и что мама уже назвала меня Юлией. К-как он хотел.

Теперь Юлька поняла, о какое слово боялась споткнуться Дюк! Она так ни разу и не произнесла этого слова - папа…

- Я хочу к д-деду, - сказала Юлька, совсем как маленькая. - П-почему ты забрала его из больницы?

- Знаешь что, - устало отозвалась Дюк. - Я все равно тебя к нему не пущу. Он далеко отсюда, на даче у маминых родных… Все-таки ему семьдесят четыре. Давай-ка я лучше провожу тебя. Сейчас уже второй час, мне скоро разносить обед, а одна ты отсюда не выберешься.

Она уложила так и не съеденные Юлькой пирожки я авоську с компотом. Потянув Юльку за руку, как маленькую, заставила ее подняться и вывела из беседки.

Она привела ее к плутающей среди редких деревьев некрутой и не размытой дождем, но ужасно длинной и неуютной тропинке. С тропинки этой было видно все далеко-далеко.

Где-то там, за серыми рельсами, сквозь деревья просвечивала синеватая гладь озера, похожего на Финский залив. Платформа Заозерной станции казалась отсюда, издалека, маленьким серым квадратом. А за озером, в городе, уже было солнце, ни разу не заглянувшее сегодня сюда, на холм. Солнце, отражаясь в оконных стеклах, слепило глаза, и невозможно было отыскать в этом стеклянном блеске окно комнаты, где в старом-рояле жило старое эхо…

- Тебе деньги нужны?

- Нет!

- Если будут нужны, скажешь. Я постараюсь приезжать к тебе каждый день. Если ты не уедешь, конечно. Может быть, только завтра я приехать не смогу. Завтра у нас концерт для раненых.

- Для каких раненых?

- Для раненных на войне.

- На той? На Отечественной?..

- На той.

Дюк шла по тропинке впереди Юльки, и Юлька видела ее светлый пушистый затылок с прямыми, как солнечные лучи, волосами, которые не завивались, ведь не завивались же крупными отцовскими кольцами!

- Но какие же они теперь раненые! Прошло столько лет! Они и сами-то, наверно, забыли, что их когда-то ранили. - Юлькин голос звучал словно со стороны, и странно было прислушиваться к нему, незнакомому и незвонкому…

- Они не забыли, - резко сказала Дюк, не поворачиваясь к Юльке. - Может быть, это другие забыли…

- Но нельзя же все время помнить об этом, - сказал со стороны раздраженный Юлькин голос. - Так и жить нельзя будет, если все время помнить об этом!

Дюк сразу остановилась и повернулась к Юльке.

- Так не живи!

Юлькино лицо дрогнуло - словно ему стало больно, словно Юльку снова хлестнули по лицу, как тогда в темноте на лестнице…

- А я видела тебя раньше, - уже спокойнее и мягче сказала Дюк, снова шагая по тропинке впереди Юльки.- Мне было шесть лет, а тебе и пяти тогда, наверно, не было. Ты сидела на диване у деда в комнате и мастерила какие-то самолетики из красной бумаги. И ревела, потому что они не летали. Отец приезжал, чтобы со мной увидеться. А твоей матери говорил, что едет с тобой просто в гости к деду. Она ведь про меня так ничего и не знает…

Озеро уже виднелось за деревьями, уже можно было различить мелкие волны с морскими пенными барашками на гребнях, а Юлька все еще не придумала, что ответить Дюк на это «не живи!».

Тропинка выросла в пологую, хорошо утоптанную дорогу, свернула к железнодорожной линии, а Юлька все молчала.

- Мы здесь с дедушкой часто на лыжах катались. Один раз я ногу растянула, и он меня тащил до самого верха. А ведь ему тогда было уже шестьдесят восемь.

Да. Это верно, дед никогда не носил Юльку на руках. Но зато Дюк никогда не слышала отцовских песен. Он не пел ей их. Не пел!.. И волосы ее не завиваются в кольца, а у Юльки завиваются! И у Юльки красивый и громкий голос. Точно такой же красивый и громкий голос был у отца!.. И что знает эта Дюк о его песнях? О старом майоре, которому не спится, когда из-за далеких гор приходит гроза? Или о трех товарищах из города Эн, замученных фашистами?..

- Неправда! - Голос вернулся к Юльке и не звучал

больше со стороны. - Вранье! Ты на него ни капли не ^похожа! Ни капли!

Дюк остановилась, пропустила вперед Юльку, отстала…

Теперь они стояли в добром десятке метров друг от друга, и озеро упрямо хотело прорваться на кусочек земли между ними, лизало берег, заскакивало волнами «почти к самым Юлькииым ногам. Юлька отбежала еще дальше и от Дюк, и от озера. Пусть оно лижет Дюковы туфли, у Юльки же, если не считать тех предателей, эти туфли на ногах последние. К тому же надо беречь от простуды свой красивый голос!

- Вранье! - снова крикнула Юлька. - Все вранье!

Дюк круто повернулась и пошла обратно к тропинке, ведущей на холм, не оглядываясь…

От озера тянулась сырая прохлада и оставалась у деревьев, под которыми шла Юлька. Прохлада была тяжелой, влажной, словно само озеро вышло из берегов и захлестнуло Юльку холодными волнами. Наверно, именно такой же, как это озеро, далекий Финский залив. Холодный, с барашками и всегда без солнца, потому что на севере.

6. ЕЩЕ ОДНА ВСТРЕЧА

Юлькины туфли к концу пути все-таки промокли насквозь, хотя озеро и не тронуло их. Наверно, от дождя и от грязи. Юлька сняла их и, держа в руках, пошла босиком по нежно-теплому асфальту… Все девчонки, встречающиеся ей по дороге, увидев ее, тут же с беспокойством задирали головы вверх: а не собирается ли дождик и не следует ли и им поберечь туфли? Но в городе вовсю светило солнце, не захотевшее, сегодня за-