Гюрги-Дюрги-Дюк. Повесть - Страница 17

- Зачем же ты сидишь босиком? У меня есть лишние туфли. Они мне все равно жмут. Дать?

- Если тебе жмут, на меня и вовсе не налезут. У меня нога большая, как у отца.

Они взглянули друг на друга и умолкли. Дюк зачем-то стала теребить и мять подушку, лежащую на диване, а Юлька тут же отняла у нее эту подушку и зачем-то начала взбивать ее… Тогда Дюк вместо того, чтобы заметить вслух, что спать еще рано, взяла и притащила из прихожей раскладушку… Зачем же тогда надо было приезжать? Разве она не могла спокойно выспаться там, на своем холме?

- Мне нужно видеть деда, - хмуря брови, сквозь зубы процедила Юлька. - Оказывается, он даже не знает, что я приехала, мамина телеграмма его не застала. А надо, чтобы он знал…

- Вот что! Я нарочно взяла его из больницы. И мама, и ее брат - хорошие врачи, их даже здесь, в городе, знают… И я ему тебя все равно не покажу. Незачем. Ты все равно ему чужая теперь.

- Но он хотел меня видеть!

- Он давно хотел тебя видеть… Когда погиб отец, он приехал, чтобы увидеться с тобой. А его не пустили. И сказали, чтобы он не приезжал больше… А он все равно опять приехал, а его опять не пустили… Тебя каждый раз от него прятали… А ты еще, как на зло, похожа на отца!

Юльке внезапно показалось, что перед ней и не Дюк вовсе, а маленькая, страшно обиженная кем-то девочка. Та самая, которую когда-то бил Федька Толкачев! Та самая, которая плакала ночами, жалея, что у нее нет отца или брата! Та самая, у которой когда-то не хотели улетать в небо красные самолеты… Словно Юлька вселилась в Дюк!

- А потом мы перестали его пускать к вам. И не пустим больше! Пока твоя мать отвечала на письма, он еще надеялся. А потом ответила ты… Ну и все. Ты ему и так слишком дорого обошлась!

- Но я хорошая! - сказала Юлька. - М-меня все хвалят!

- Кто - все?

- Все! Спроси, кого хочешь. Значит, ты для всех хороша - а для хороших людей, и для подлецов?

Юлька снова открыла рот, но от волнения ничего не смогла выговорить. А ведь хотела защищать себя изо всех сил. Просто она не была знакома с подлецами! Просто они ничего о ней не знают!

- У нас сейчас лечится один майор, - вдруг ни с того ни с сего сказала Дюк. - У него до сих пор осколок в сердце.

Это она вспомнила тот недавний их разговор на тропинке перед тем, как сказать Юльке «не живи»… Но почему вспомнила? Юльке стало холодно и неуютно, как и тогда, в первую ночь. Она сунула руки под теплую подушку, но все равно не согрелась.

- Его лечит твоя мать?

- Да. Моя мама.

- А м-моя работает экономистом. Они вместе с папой работали на одном предприятии. Всегда вместе…

- Да? - холодно переспросила Дюк.

- Да! - сказала Юлька…

- А зимой мы живем здесь, с дедом, - сказала Дюк.

- Ну и прекрасно, - сказала Юлька.

Они так и легли спать, не дождавшись полной темноты и не поужинав. Юлька - на диване, Дюк - на раскладушке. И тишина, пришедшая оттуда, со спокойного озера, сейчас же вошла в комнату.

Юльке же не хотелось тишины, ей хотелось поговорить еще хоть немного. Кто бы мог подумать, что все эти четырнадцать лет о Юльке думали, о ней тревожились… Но Дюк лежала молча, и казалось, густая-густая темнота пришла в комнату, хотя еще можно было различить предметы, даже стрелки часов на письменном столе деда.

Нет, все-таки непонятно, зачем нужно было приезжать со своего холма! Чтобы лежать на раскладушке и молчать?

- Твоя раскладушка так скрипит, что я никак не могу уснуть!

- Я же не шевелюсь.

- Все равно скрипит.

- Я могу перейти к тебе. Но ведь там тесна.

- Ничего не тесно, - помолчав, сказала Юлька,

Дюк с подушкой под мышкой протопала по полу и легла на диван рядом с Юлькой. Однако и тишина, и темнота все равно не ушли из комнаты, потому что Дюк молчала.

- Тебя мальчишки били когда-нибудь? - спросила Юлька.

- Нет, - ответила Дюк.

Юлька хотела рассказать ей про странную встречу на лестнице и про Федьку Толкачева, того единственного подлеца, которого она знала, и который, конечно же, до сих пор ничего хорошего сказать о Юльке не может, но Дюк оборвала ее:

- Ладно. Спи. Мне завтра вставать рано.

Юлька уткнулась носом в плечо Дюк. Плечо было маленьким, твердым и холодным оттого, что высунулось из-под одеяла. Юлька прикрыла его ладонью. Плечо согрелось, но все равно было твердым, совсем не таким, как Юлькино плечо… Они лежали вот так долго и долго молчали. И Юлька вдруг услышала, что у них совершенно одинаковое дыхание, совершенно один ритм - словно они долго шли куда-то и устали одинаково. Или вместе пели одну и ту же песню… И Юльке больше уже не захотелось разговаривать, потому что и так было хорошо.

* * *

А ночью ей снова приснился далекий и почти уже забытый веселый детский сон. Юлька и Сын шли по улице. Только все было почему-то наоборот.-Сын был совсем маленьким, совсем крошечным, как детсадовский малыш, а у большой и сильной Юльки были крепкие, твердые плечи, жесткие ресницы и светлые, прямые, как солнечные лучи, волосы. Словно в Юльку вселилась Дюк.

Ощущение это было таким реальным, таким прочным, что, проснувшись утром и не обнаружив рядом с собой Дюк, Юлька не удивилась ни капельки, словно Дюк и Юлька в самом деле слились в одного человека… Юлька прищурила глаза - не от солнца, попавшего ей прямо в лицо, а чтобы разглядеть свои ресницы. Не стали ли они короткими и жесткими, как у Дюк.

Ресницы были по-прежнему длинными и мохнатыми. Юлька была Юлькой. Однако беспокойство, пришедшее к ней почему-то во сне, не оставило ее. Она еще долго лежала под одеялом, мучительно раздумывая над тем, почему же сон, снившийся ей тысячу раз, теперь был каким-то беспокойным. Потом она догадалась почему! Юлькин Сын на этот раз не был великаном! И во сне она все время с беспокойством щурила глаза, стараясь-рассмотреть, свои ресницы, и радовалась тому, что они-жесткие и короткие. Словно именно от этого зависело, вырастет ли Сын в великана!