Гюрги-Дюрги-Дюк. Повесть - Страница 28

Слово это, такое ласковое и мягкое, произнесенное ею впервые не для него, а для чужих людей, вдруг стадо каким-то твердым и шершавым, как кора погибшего дерева.

- Ты до Саратова едешь?

- До Саратова.

- Вот и хорошо. У нас в купе все до Саратова. Значит, ночью можно спокойно спать, никто не потревожит,

- А где первая остановка?

- Первая? В Максимове.

- Где?

- В Максимове.

- А к-когда?

- В семь пятнадцать, кажется. Больше часа без остановок гнать будем.

- А что там в Максимове? Город?

- Город не город, а станция. Вокзал. Все, как положено.

- И электричка ходит?

- Ходит. Чего ж ей не ходить! Все, как положено.

- До города ходит?

- До города.

- И автобус?

- И автобус ходит. Ты закрой окно. Холодно.

Юлька закрыла окно, и сейчас же дождь с силой исхлестал его и закрыл от нее мутной пеленой и небо, и горизонт, тронутый солнцем.

- Тебя как зовут?

- Юля.

- Хорошее имя.

Да! Так называют женщин из славного рода Гюрги-Дюрги-Дюков!

- Который час?

- Да скоро половина седьмого уже!

До Максимова, куда обязательно должен вернуться дед, оставалось сорок пять минут. Ровно сорок пять. Долгий школьный урок с невыученной главой из учебника, когда не знаешь, куда деться, и уйти никуда нельзя. И все равно вызовут к доске. И холодок от застывших серебряных лучей живет в ладонях!

Она прошла в купе, снова спросила у кого-то, который час. Прошло только две минуты. Она вернулась в коридор, к окну.

Бессонная ночь на вокзале была, пожалуй, самой беспокойной в ее жизни. Поезда уходили и приходили всю ночь. И, наверно, именно оттого, что все чего-то ждали, что-то тревожное жило в электрической дымке вокзального зала, и Юльке все время думалось: может быть, эта ночь в холодном зале ожидания похожа на те страшные ночи в бомбоубежищах, когда плыли, плыли к этому городу вражеские самолеты и голос радиодиктора размеренно, по-обыденному повторял: «Самолет противника над городом! Самолет противника над городом!..» А мимо Юльки все сновали и сновали неугомонные пассажиры, и среди них почему-то было очень много похожих на Юлькиного деда. И барабанил по крыше вокзала дождь, словно выстукивал тревогу…

Хлопнула дверь в конце вагона. Кто-то перешел из соседнего вагона и медленно пошел через коридор. Остановился почему-то за Юлькиной спиной… По-почему он остановился?.. М-может быть, он п-просто хотел закурить… А м-может быть, хотел по-посмотреть в окно… Пошел дальше. Ушел!

Зеленые кроны деревьев, плывущие за окном, вдруг слились в Юлькиных глазах в стремительную стрелу, готовую поразить кого-то насмерть!

Как она не подумала об этом раньше? Как она не догадалась еще ночью, почему дождь выстукивал тревогу и почему ей делалось тревожно и страшно, когда мимо нее шли люди, похожие на деда?..

* * *

Юлька метнулась в купе, села на скамью, дрожащей ладонью провела по взмокшему лбу.

- К-который час?

- Без двадцати семь.

То дело, о котором он говорил ей по телефону, это его новая поездка к Юльке! За Юлькой! Не может быть» чтобы он считал свой последний бой, бой за Юльку, проигранным! Он едет в Саратов! Если даже он и не собирался еще ехать тогда, когда разговаривал с ней по телефону, то ведь все равно же он догадался, кто провел у него в квартире несколько дней! Ведь рассказала же ему про Юльку соседка… И как Юлька удирала с чемоданом, тоже рассказала, наверно… И он бросился ее разыскивать! Он не нашел, не узнал ее на вокзале и теперь ищет в поезде… Он где-то рядом. Может быть, в соседнем вагоне… И ищет! А ему нельзя волноваться! Ведь ему уже семьдесят четыре!

Она вскочила и снова выбежала в коридор.

У соседнего окна стоял какой-то мальчишка, вдалеке- женщина с маленькой девочкой. Больше в коридоре никого не было. Кроны деревьев за вагонным окном уже не были похожи на стремительную стрелу, готовую поразить кого-то, они плыли спокойно и мягко - поезд почему-то замедлял ход. Желтизна уже тронула ветви деревьев, они были по-осеннему поникшие, осень уже надвигалась на них, и они умирали… А ему уже семьдесят четыре!

Она вернулась в купе, наглухо задвинула дверь. - - Кажется, мы здесь остановимся, - удивленно сказала соседка по купе. - Разве это Максимово?

- Н-не знаю, - сказала Юлька. - Я п-посмотрю.

Она снова выбежала в коридор.

Там было пусто. За окнами плыл голубой горизонт, кроны деревьев исчезли, и тогда неожиданно сквозь запотевшее стекло с блестящими капельками дождя Юлька увидела знакомый холм, утонувший в зелени парка! Поезд шел тем же путем, что и электричка!

Юлька замерла, вцепившись руками в жесткую раму вагонного окна. Холм, притихший с утра, разворачивался перед ней тяжелой, темной от прошедшего дождя громадой, вот повернулся боком, показав ей зеленую гущину парка на склоне. Там, в чащобе, сцена с покатыми стенками, где Юлька пела песню о трех товарищах… Где-то там Дюк!

А поезд замедлял ход!

Разве это Максимово? - снова спросил кто-то удивленно.

Мимо Юлькиного окна поползла знакомая платформа с вывеской над одинокой скамьей под навесом «Заозерная». Платформа ползла медленно-медленно, потом нерешительно качнулась в Юлькиных глазах и замерла, упершись прямо в Юлькино окно телефонной будкой. Остановился!

- Сколько мы здесь стоим? - захлебнувшимся голосом крикнула Юлька. - Сколько мы здесь стоим?

Ей не ответили. Направо, к двери, побежала проводница. Из купе выглядывали пассажиры.

- Что случилось? Это же Заозерка!

- Разве не Максимово?

- Почему остановились?